Стилистическая оценка заимствованных слов
Автобан, хайвэй, шоссе, бетонка... Авось дороги нам исправят!.. А. С. Пушкин В «Кратком словаре иностранных слов», изданном в 1955 году, разъясняется значение новых иноязычных заимствований, используемых некоторыми автомобилистами. Те, кто побывал в Германии, говорят «автобан», что означает: «широкая магистраль для скоростного движения автомобилей». А люди, приехавшие из Америки, употребляют слово «хайвэй», имея в виду «скоростную автостраду с двусторонним движением, соединяющую города». Нетрудно догадаться, что русский водитель, не бывавший за границей, скажет просто: шоссе, бетонка, не задумываясь о том, что первое слово иноязычное, а второе — свое, родное. Впрочем, в упомянутом словаре вы не найдете шоссе, это существительное как бы уравнялось в правах с русским синонимом и употребляется без каких бы то ни было ограничений, хотя его «иностранный» облик очевиден, ведь оно не склоняется. Нерусское слово шоссе прижилось у нас, потому что его значение точнее, чем у слова дорога. Мы называем шоссе дорогу с твердым покрытием. А. С. Пушкин, сетовавший на бездорожье, мечтал о том времени, когда в России появятся шоссе. Он иронически заметил:
Для поэта существительное это было новым, но Пушкин не боялся использовать иностранные слова, если они были нужны для точной передачи мысли. А это как раз тот случай: дороги и шоссе в пушкинскую эпоху были очень неравноценны! Иная картина сейчас: мы можем назвать дорогой любую транспортную магистраль, но некоторым почему-то больше нравятся за- I имствованные слова. Среди них немало синонимов... Какой точнее, какой вам больше нравится? Говорят, о вкусах не спорят. Поэтому одни употребляют слово автобан, другие хайвэй. Однако можно поспорить о том, насколько оправдано заимствование этих слов, если у нас уже закрепилось привычное и знакомое всем шоссе. Как оценить речь людей, пересыпающих высказывания модными иностранными словами? Всегда ли оправдано их использование? Вспоминается забавный случай из студенческой жизни. Три друга (они учились в институте иностранных языков) получили задание: перевести небольшой рассказ современного английского писателя. Рассказ начинался с того, что герой отправляется в путешествие. В поезде он, не желая отвечать на вопросы соседа, сделал вид, что уснул... В этом месте у наших «переводчиков» возникли трудности. Виктор написал: Джон симулировал спящего, Александр — Джон имитировал сон, а Петр — совсем просто: Иван притворялся, что спит. Кто же из них оказался лучшим стилистом? Как вы думаете, одобрит преподаватель эту их первую пробу пера? Дело в том, что ни один из них не справился с заданием: Виктор и Александр не к месту употребили иностранные слова, а Петр перестарался: он не только отказался от заимствованных глаголов, но и заменил имя героя русским — не Джон, а Иван! Впрочем... стоп! Это только казалось Петру, что он предпочел английскому имени наше, родное. На самом же деле, если задуматься, Иван — это имя, которое тоже пришло к нам из-за границы, как и все имена участников нашего спора. Пусть это вас не удивляет, большинство наших самых распространенных имен — греческие, они стали употребляться на Руси с конца X века, после ее крещения. Когда-то, в греческом языке, эти имена имели особое символическое значение (например, Виктор — «победитель», Александр — «защитник народов», Петр — «камень», Иван — «дар богов»), но теперь редко кто об этом вспоминает, мы к этим именам привыкли и считаем их самыми родными, истинно русскими... «Но разве же это плохо? — спросите вы. — Неужели от этих имен нам следует отказаться только потому, что они восходят к иноязычному источнику?» Вопрос вполне обоснованный. К разговору о наших именах мы еще вернемся, а пока давайте вместе решим, «что такое хорошо и что такое плохо», когда речь идет об использовании заимствованных слов в русском языке. Ведь засорение нашего языка иностранными словами не может не тревожить здравомыслящего человека. А. Н. Толстой подчеркивал: «Там, где можно найти коренное русское слово, — нужно его находить». Современные литературные деятели, критики тоже протестуют против бездумного употребления «модных» иностранных словечек. В одной дискуссии о языке была опубликована статья под названием «Закончил ленч из картошки, спешу на брифинг». Автор ее услышал эту фразу от молодого человека, который, наскоро перекусив (картошкой!), бежал на совещание... Конечно, мы не можем не согласиться с тем, что такое употребление иностранных слов ничего хорошего не сулит. Преклонение перед всем иностранным, желание щегольнуть знанием «модных» нерусских словечек свидетельствуют обычно о дурнем вкусе или недалеком уме человека. Неслучайно в русской классической литературе речь многих отрицательных персонажей отличает пристрастие к иностранным словам. Помните, как дамы города N «украшали» свою болтовню французскими словами? Юбка вся собирается вокруг, как бывало в старину фижмы, даже сзади немножко подкладывают ваты, чтобы была совершенная бель-фам (то есть «прекрасная женщина»); Скандальёзу наделал ужасного, вся деревня сбежалась, ребенки плачут; все кричат, никто ничего не понимает, ну просто оррёр, оррёр, оррёр! («ужас»). Ведь это же «смесь нижегородского с французским», которую осмеивал еще Чацкий. Такую речь на «французский манер» пародируют шуткой: произнесите с французским прононсом (то есть «в нос») Жан тэл`я пас`э, Мар`и лён трэ... Не правда ли, слышится что-то «изысканно иностранное»? Но если вникнуть, то оказывается, что Иван пасет теленка, а Мария трет лен (в южнорусских говорах в окончаниях глаголов третьего лица звук [т] исчезает: пасе, а не пасет). Однако, для пущей важности, Иван стал Жаном, а Мария превратилась в Мари. В наше время главное зло — это неоправданная замена понятных русских слов заимствованными, слишком наукообразными и порой не совсем ясными. Представьте такую картину. Вам предлагают написать в школьную газету заметку об успеваемости. Чтобы облегчить вам задачу, член редколлегии задает ряд вопросов, на которые нужно ответить:
Вряд ли такой «вопросник» вдохновит вас и вы потянетесь к перу... Скорее всего вас испугают книжные иностранные слова, и вы не станете писать заметку, признав свою «серость». Ведь не каждый-владеет столь богатым набором «умных» слов! А вот другая зарисовка из школьной жизни. Учитель вызывает Иванова, но тот не готов отвечать и пытается найти себе оправдание:
Как видим, лентяя не спасло мудрое иностранное словечко, к тому же он показал свою безграмотность: ведь алиби означает «нахождение обвиняемого в момент, когда совершалось преступление, в другом месте как доказательство невиновности», а наш герой придал ему иное значение - «уважительная причина», «оправдание». Так не говорят. И все же, осуждая неуместное и неправильное употребление заимствованных слов, давайте будем справедливы: выяснив, «что такое плохо», попробуем определить и «что такое хорошо». Ведь не случайно в языке закрепились эти слова-иностранцы. Если бы они были нам совсем не нужны, язык сам бы отверг их, как сотни других случайных заимствований, которые мелькали на нашем горизонте и быстро исчезали. Кто теперь знает, например, слова, которыми щеголяли герои комедий Д. И. Фонвизина? Одна модница у него говорит: Я капабельна взбеситься (способна); Вам время уже себя этабелировать (устроить). Во времена Петра I, когда приток иностранных слов в наш язык достиг крайнего предела, говорили не победа, а виктория, не удовольствие, а плезир, не путешествие, а вояж, не вежливость, а политес... Такие слова не выдержали испытания временем. А вот те, о которых спорили наши горе-переводчики, как и те, которые попались на язык героям сценок из школьной жизни, удерживаются в языке. Значит, они нужны? Вопрос этот не простой. Книжные заимствованные слова усвоены нашим языком потому, что они стали достоянием научного стиля, в котором вовсе не кажутся неуместными такие, например, глаголы, как имитировать, функционировать, реабилитировать, или существительные флора, фауна, эволюция и подобные. Иные же заимствования употребляются как термины, например алиби — очень нужное слово в языке юриста. В любой науке можно найти иноязычные термины, без которых обойтись просто невозможно; у нас с вами это — суффикс, абзац, синоним, антоним, каламбур, диалектизм... Да мало ли их? Все дело в том, что, используя эти термины, мы не нарушаем стилистических норм научной речи. В то же время в русском языке есть и множество таких заимствованных слов, которые используются в быту и без которых мы тоже не можем прожить. Как по-другому назвать кино, такси, одеколон, люстру, наконец, бифштекс, майонез, апельсин! Еще А. С. Пушкин когда-то, предвидя упреки в увлечении иностранными словами, писал: Но панталоны, фрак, жилет, всех этих слов на русском нет... Впрочем, такие заимствования очень быстро врастают в язык, и мы настолько привыкаем к ним, что забываем об их нерусском происхождении. Кто теперь поверит, что когда-то были «иностранцами» такие, например, слова, как вишня, огурец, свекла, кукла, лента, или суп, котлета, чай, или фартук, галстук, каблук, сапог! Нет, это наши, родные слова, и не о них сейчас речь, коль скоро мы решили определить свое отношение к действительно иностранным словам, которые сохраняют в языке черты своего нерусского происхождения. Обратимся опять к А. С. Пушкину, он нам поможет разобраться если не советом, то по крайней мере своим собственным примером. В пушкинскую эпоху много спорили о возможности использовать заимствованные слова, и поэт не был в стороне от этой полемики. Его не могло не волновать то, что некоторые иностранные слова были запрещены цензурой, и он понимал, что гонения на них вызваны не их происхождением, а заложенным в них «крамольным» содержанием: ведь под запретом были, например, слова прогресс, революция, с ними в Россию проникали идеи французского просвещения, подрывавшие устои царского самодержавия. Поэтому неудивительно, что против притока иностранных слов тогда выступали консерваторы. Первым среди них был адмирал А. С. Шишков, маститый литератор, член Российской императорской Академии, одно время он был даже министром просвещения. Это его упомянул А. С. Пушкин в «Евгении Онегине»: Шишков, прости... не знаю, как перевести... Посылая издателю рукопись своей поэмы «Бахчисарайский фонтан», поэт шутя высказал опасение, не захочет ли Шишков заменить слово фонтан придуманным им неуклюжим синонимом — водомет. Действительно, адмирал упражнялся в словотворчестве, изобретая замены для заимствованных слов. Так, он предлагал говорить вместо аллея — просад, вместо бильярд — шарокат, кий заменял шаротыком, а библиотеку называл книжницей. Для замены не понравившегося ему слова калоши он придумал другое — мокроступы. Рвение Шишкова избавить русский язык от заимствований раздражало молодежь, и он был зло осмеян в популярной тогда эпиграмме: Хорошилище грядет по гульбищу в мокроступах на позорище, что следовало понимать как «Франт идет по тротуару в галошах на спектакль» (или в театр). Как видим, в этой шутке все ненавистные Шишкову заимствованные слова заменены искусственно созданными, которые он сам сочинил или которые очень были на них похожи. Стремление оградить язык от всяческих заимствований и новых веяний называется пуризмом, а сторонники его пуристами. В России пуристы, как правило, были люди консервативные, как и вдохновитель их Шишков (правда, он не признавал и слова пурист, предлагая вместо него своечистяк). Передовая русская интеллигенция, и в первую очередь литературная молодежь, боролась с пуризмом. В. Г. Белинский в знаменитой статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» выступил в защиту слова прогресс, подчеркивая, что «люди, которые чувствуют к этому слову ненависть», отлично понимают его смысл, поэтому «тут уже ненависть собственно не к слову, а к идее, которую оно выражает». По мнению критика, предлагать вместо инстинкт слово побудка, вместо эгоизм — ячество, говорить не факты, а быти — пустая затея. Из этого следует вывод: «Неудачно придуманное русское слово для выражения чуждого понятия не только не лучше, но решительно хуже иностранного слова». Конечно, и А. С. Пушкин не разделял пуристических взглядов поборников царской цензуры и отстаивал право поэта употреблять те заимствованные слова, которые необходимы для точного выражения мысли. Поэт искусно вводил эти новые слова в текст «Евгения Онегина». Они понадобились для описания привычек и внешности героя, который в своей одежде был педант и то, что мы назвали франт. Напомним эти строки: покамест в утреннем уборе, надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар; Тупым кием вооруженный, он на бильярде в два шара играет с самого утра... А как было обойтись без французских заимствований, описывая жизнь матушки Лариной, которая, покинув столицу, оказалась в своем поместье? Корсет, альбом, княжну Алину, стишков чувствительных тетрадь она забыла... И обновила наконец на вате шлафор и чепец... А. С. Пушкин отдал дань употреблению заимствованной лексики, отразившей культурную жизнь тогдашней России и сферу духовных запросов передовой части общества. Его герой был глубокий эконом; Он знал немного по-латыни, чтоб эпиграфы разбирать. А вот о Ленском читаем: Садился он за клавикорды и брал на них одни аккорды. И как не вспомнить тут описание: Театр уж полон; ложи блещут; партер и кресла — все кипит... В использовании заимствованной лексики, как и в других случаях, А. С. Пушкин исходил из убеждения, что «истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности». И сн, конечно, никогда не злоупотреблял чужими, тем более непонятными словами. Однако поэт живо откликался на все новое, у него мы находим совсем свежие тогда заимствования — идеал, трогать в значении «волновать». Помните? И та, с которой нарисован Татьяны милый идеал; Онегин тронут в первый раз. Теперь эти слова заняли свое место в нашем языке, но во времена А. С. Пушкина о них еще спорили. Некоторые заимствования в пушкинскую эпоху только «стучались» в русский язык, и для поэта они были еще настолько «иностранными», что он не рисковал писать их по-русски. Но он уже не хотел от них и отказываться при описании Онегина, который был как dandy лондонский одет, и при характеристике Татьяны, ставшей великосветской дамой:
И, вставив это английское слово (теперь мы уже готовы считать его своим — это прилагательное вульгарный), поэт спешит объяснить читателю эту «дерзость»: Люблю я очень это слово, но немогу перевести; оно у нас покамест ново... Чутье не подводило великого поэта: он выбирал именно те заимствования, за которыми в нашем языке было будущее. А. С. Пушкин был истинным патриотом, мысли о развитии, обогащении русского языка вдохновляли его в литературном труде. Он хотел повлиять на лингвистические вкусы соотечественников своим творчеством. С иронией отмечая привычку светских дам изливать чувства по-французски (Доныне дамская любовь не изъяснялася по-русски, доныне гордый наш язык к почтовой прозе не привык), поэт переводит письмо Татьяны, показывая современникам, как можно писать на чистом русском языке. И действительно, стиль А. С. Пушкина стал образцом для русского литературного языка. Создавая свой художественный стиль, А. С. Пушкин широко использовал «простонародные» источники. Доказательством тому был, например, такой факт: он «дерзко» назвал свою любимую героиню крестьянским именем Татьяна. Вы помните его рассуждения по этому поводу?
В дворянском обществе выбору имени придавали большое значение (ведь мать Татьяны, по неписаному правилу, звала Полиною Прасковью). Требовалась известная смелость, чтобы предпочесть излюбленным дворянским именам немодное и простое. Очевидно, выбор поэта не случайно пал на это красивое русское имя: его символическое значение — «устроительница». И в характере пушкинской Татьяны — созидательное начало: ее призвание не разрушать, а создавать. А что хотел выразить поэт, назвав Онегина Евгением? Это имя «подходит» герою? Судите сами: Евгений означает «благородный». Вот мы и вернулись к разговору о наших именах. Специального стилистического интереса эта тема не представляет, но, уж коль в нашем примере столкнулись Джон и Иван, надо решить, кому из них уступить дорогу, хотя оба они восходят к иноязычному источнику. Для русского человека, как, впрочем, и для англичанина, эти имена совершенно определенно соотносятся с национальным укладом жизни двух разных народов: Джон живет в Англии, Иван — в России. Так можно ли в переводе рассказа о жизни англичан «перекрестить» героя в Ивана? Не наводняя рассказ заимствованными словами, на хорошем русском языке переводчик должен рассказать о том, что написано в оригинале. При этом обязательным условием точности перевода будет повторение имен героев, сохранение избранной ими формы обращения (сэр, мисс) и т.д. В этом случае читатель сможет живо представить описываемые картины жизни иной страны. И это, конечно, ни в коей мере не нанесет ущерба великому и могучему русскому языку, потому что никто из нас, прочитав рассказ, не станет в обращении к соотечественникам говорить сэр и не вздумает назвать своего ребенка нерусским именем.
Источник: http://www.ozon.ru/context/detail/id/3064825/?partner=mvg2327303 | |||
| Категория: Беседы | Добавил: lik-bez (23.12.2011) | |||
| Просмотров: 7357 | | |||
